На первый взгляд кажется, что многомировая интерпретация квантовой механики (ММИ) может иметь серьезные последствия для этики. В конце концов, ММИ подразумевает, что в мире намного больше сентиентных существ, чем согласно наивному классическому взгляду. Гораздо больше. Так что кажется вполне правдоподобным, по крайней мере на первый взгляд, что этические соображения, относящиеся к ММИ, должны доминировать над всеми остальными при оценке ожидаемых последствий поступков, даже если мы лишь в небольшой степени доверяем этой интерпретации. В этом посте я обрисую некоторые причины, почему на самом деле это может быть не так, по крайней мере в отношении двух обычно предполагаемых следствий: 1) крайней осторожности и 2) экспоненциального увеличения ценности с течением времени. Однако вопросы, касающиеся последствий лучших из наших физических теорий и их интерпретаций для этики, остаются открытыми и заслуживают дальнейшего изучения.
Следует ли из ветвления миров, что нужно быть крайне осторожными?
«Я до сих пор отчетливо помню тот шок, который я испытал, впервые столкнувшись с концепцией мультимира [ММИ]. Идею о том, что 10100 слегка несовершенных копий меня самого постоянно расщепляются на новые копии, которые в конечном итоге перестают быть узнаваемыми, нелегко согласовать со здравым смыслом.»
Обычно так и поднимают тему последствий ММИ. Кажется правдоподобным, что эта радикально отличающаяся концепция реальности, если она верна, должна заставить нас существенно поменять наше поведение. В частности, интуитивно может показаться, что это должно заставить нас действовать более осторожно, как утверждает Дэвид Пирс:
Поэтому всегда нужно вести себя «неестественно» ответственным образом. Например, водить машину не просто медленно и осторожно, а сверхосторожно. Потому что нужно стремиться свести к минимуму количество ветвей, в которых кому-либо наносится вред, даже если шлейф из разрушений, строго говоря, неизбежен. Если бы автомобилист не оставлял после себя шлейф из разрушений (низкой плотности), это значило бы, что квантовая механика неверна. Такая систематическая переоценка этически приемлемого риска должна быть сделана по всему миру.
Тем не менее, хотя это интуитивно правдоподобно, я бы сказал, что на самом деле такого следствия нет. Хотя в целом может быть и верно, что нам следует вести себя гораздо осторожнее, чем сейчас, ММИ по разным причинам не влияет на этот вывод.
Во-первых, если мы пытаемся уменьшить страдания, нам следует стремиться не «к минимизации количества ветвей, в которых кому-либо наносится вред», а к уменьшению как можно большего ожидаемого количества страданий во вселенной. На интуитивном уровне может показаться, что это тоже самое, но это не так. Первое на самом деле невозможно, поскольку мы обречены причинять вред другим даже в рамках одного мира. Тогда как второе — уменьшение максимально возможного количества страданий по всем ветвям — возможно по определению.
В частности, этот аргумент в пользу крайней осторожности игнорирует факт, что такая осторожность несет в себе и риски. Крайняя осторожность может увеличить вероятность того, что мы причиним еще больше страданий своим бездействием из-за того, что наши усилия по уменьшению страданий станут менее эффективными. И эти другие риски вполне могут быть гораздо более значительными и, таким образом, приводить к реализации большего количества страданий в большем количестве ветвей. Другими словами, поскольку далеко не очевидно, что сверхосторожность — лучший способ уменьшить ожидаемые страдания по всем ветвям, то далеко не очевидно, что нам следует практиковать такую сверхосторожность в свете ММИ.
Во-вторых, и это довольно-таки связанная с этим вещь: я бы сказал, что независимо от того, живем ли мы во многих мирах или в одном, мы все же должны стремиться минимизировать ожидаемые страдания. Ведь если бы нам довелось жить в одном мире, то маловероятного, но очень плохого исхода стоило бы избегать в той же степени, как и в случае, если нам довелось жить в квантовой мультивселенной. Независимо от того, проводим ли мы только одно или сколь угодно большое количество «испытаний», нам все равно следует выбирать одно и то же действие: то, которое уменьшает наибольшее количество ожидаемых страданий.
В-третьих, любой из подобных аргументов, касающийся реализации всех маловероятных исходов, может быть выдвинут и в том случае, если предположить, что реальна мультивселенная инфляции. Так что если кто-то считает, что мы живем в пространственно бесконечной или даже «просто» чрезвычайно огромной вселенной, предполагаемые радикальные следствия ММИ следовали бы уже из одного этого убеждения (как мы увидим ниже, многие выдающиеся сторонники ММИ на самом деле считают ММИ не только эквивалентной, но и идентичной мультивселенной инфляции). И если мы не думаем, что пространственная огромность вселенной должна как-то влиять на наши поступки, то с чего бы думать, что во многих отношениях эквивалентная идея о большой квантовой вселенной должна на них влиять? Как утверждалось выше, похоже, что при любом из этих раскладов не следует делать никаких радикальных выводов. В одном мире или во многих, мы все равно должны делать то, что выглядит лучшим с точки зрения математического ожидания.
Другой путь к тому же выводу — антропная теория принятия решений Стюарта Армстронга, согласно которой мы, как альтруисты, стремящиеся уменьшить страдания, должны действовать одинаково, независимо от того, сколько во вселенной может существовать схожих с нами копий.
Следует ли из ветвления миров увеличение отложенной ценности?
Следуя цитате Брайса ДеВитта о быстром расщеплении копий, можно резонно задаться вопросом, подразумевает ли ММИ, что чистая сумма ценности в мире и, следовательно, ценность влияния наших действий на мир экспоненциально растет с течением времени. В самом деле, если мы наивно интерпретируем утверждение Девитта как означающее, что количество существующих сентиентных существ почти каждую секунду увеличивается в 10100 раз, то получится, что ценность самой последней секунды существования всей сентиентной жизни должна в значительной степени доминировать над всем остальным. Если такая интерпретация ММИ верна, это будет иметь чрезвычайно важные последствия для этики. Но так ли это? Похоже, что нет. Вот что пишет Макс Тегмарк:
Увеличивается ли экспоненциально количество вселенных с течением времени? Удивительно, но нет. С «высоты птичьего полёта», конечно, есть только одна квантовая вселенная. Что имеет значение с «лягушачьей перспективы», так это количество вселенных, различимых в данный момент, то есть количество заметно отличающихся объемов Хаббла. Представьте себе, что планеты переместились в случайные новые места, что вы женились на ком-то другом, и так далее. На квантовом уровне существует от 10 до 10118 вселенных с температурой ниже 108 Кельвинов. Это огромное число, но конечное.
С «лягушачьей перспективы» эволюция волновой функции соответствует нескончаемому скольжению от одних из этих 10-10118 состояний к другим. Сейчас вы находитесь во вселенной A — той, в которой вы читаете это предложение. А сейчас вы находитесь во вселенной B — той, в которой вы читаете это второе предложение. Иными словами, во вселенной B есть наблюдатель, идентичный наблюдателю во вселенной A, за исключением дополнительного мгновения воспоминаний.
Так что похоже, что о многомирии лучше думать как о плетеной веревке, а не как о ветвящемся дереве. Хороший способ получить интуитивное представление об этом — подумать вместо многомирия о мультивселенной инфляции. В самом деле, по мнению видных сторонников ММИ, многомирие квантовой механики и мультивселенная инфляции — это не просто тесно связанные вещи, но одно и то же (ср. Aguirre & Tegmark, 2010; Nomura, 2011; Bousso & Susskind, 2011). В этом случае подумать о наших копиях в мирах, пространственно далеких от нас, — не просто отличный, но и правильный способ получить интуитивное представление о ММИ.
И когда мы думаем об этом с такой точки зрения, все вдруг становится довольно простым и интуитивно понятным, по крайней мере в сравнении с альтернативой. Согласно инфляционной модели во вселенной существуют далеко расположенные копии нас самих, с которыми мы делим всю нашу историю, начиная с большого взрыва и до этого момента. Однако по мере того, как время идет и становятся возможными все более различающиеся исходы, расстояние до копий, разделяющих с нами точную предысторию, становится все больше, причем быстрыми темпами (ср. Garriga & Vilenkin, 2001). Таким образом, в самом деле стремительно происходит весьма реальное ветвление, но оно состоит в увеличении расстояния до «ближайших» копий, тождественных нам до этого момента. Никакие новые миры на самом деле не добавляются. «Другие миры» существовали всегда, а потом просто пошли другими путями.
Следовательно, исходя из приведенных здесь соображений, количество сентиентных существ в нашем мире на самом деле не увеличивается экспоненциально, как наивно предполагалось выше, если только мы не будем экспоненциально увеличивать захватываемую часть уже существовавшего пространства при подсчете числа этих существ. (Однако, если предположить, что инфляционная теория верна, то экспоненциально увеличивается число вселенных, создаваемых в результате инфляции областей вселенной. Но этот процесс не приводит к созданию экспоненциально большего числа сентиентных существ из нашей точки пространства-времени — то есть Земли спустя 13,8 миллиардов лет после Большого взрыва. Вместо этого, все эти новые миры создаются «с чистого листа».) Короче говоря, из ММИ, похоже, не следует увеличения отложенной ценности.
Подводя итог: я думаю, что у нас, похоже, есть веские основания придерживаться чего-то вроде единомирного здравого смысла в принятии большинства решений (исключением могут быть те решения, которые способны влиять на создание новых вселенных). Однако этот вывод может быть сильно предвзятым, учитывая, что он исходит от мозга, который очень хочет сохранить здравый смысл.